Простоквашино по-фински: Федя-дядя, анархия и сепарация от родителей
Роль Феди-дяди исполнила финская актриса Фани Норойла. ФОТО: ВЕНЛА ХЕЛЕНИУС/ ЛАХТИНСКИЙ ГОРОДСКОЙ ТЕАТР
Александр Трифонов
Опубликовано 24.10.2024 в 10:41
Федя в футболке с анархическим лозунгом сидит на диване и энергично скроллит свой смартфон. Ему скучно в небольшой квартире, внутри бетонной коробки типового многоквартирного дома какого-то обезличенного финского города. Робот-доставщик привозит к Фединому подъезду еду, в том числе, бутерброд. Чем еще развлекаться, как не бутербродом, когда у тебя нет друзей, а родители на работе или заняты собой. И тут на лестнице появляется говорящий кот, который сетует Феде, что он неправильно бутерброд ест. Даже в таком антураже, я думаю, вы уже догадались о каком произведении пойдет речь.
Лахтинский городской театр в осеннем сезоне 2024 года представил премьеру пьесы “Федя-дядя, кошка и собака” (Fedja-setä, kissa ja koira) современного финского драматурга Минны Лунд. Это адаптация и, одновременно, интерпретация классической авторской советской сказки “Дядя Федор, пес и кот” Эдуарда Успенского, которую сейчас весь русскоязычный мир знает по названию деревни, куда сбежал Дядя Федор с котом Матроскиным — Простоквашино.
В пьесе Лунд сохранена основная сюжетная линия Успенского: не по годам мудрый Федя-дядя также уезжает в деревню после обретения говорящего кота, встречает там говорящего же пса, вместе они находят пустой дом, начинаются приключения, и даже почтальон Печкин с галчонком присутствуют. При этом, сюжет именно книжный, а не из советского мультфильма, к которому русскоязычный читатель привык больше.
“На мой взгляд, книга Успенского — это просто великолепная литература, классика, которую, надеюсь, будут ставить еще долгое время, —говорит директор Лахтинского городского театра Лаури Маийяла, рассказывая Satakieli о причинах выбора именно этой сказки Успенского. — Она богата языком, невероятно смешная и содержит ту долю абсурда, которая свойственна многим русским писателям. Кроме того, в ней есть нечто радостно ностальгическое, мудрое, и её мировоззрение вечно, не привязано к конкретному времени. Конечно, советская реальность заметно отражается в ней, но лично для меня это только придает ей очарование”.
В чем отличия?
В финском варианте Простоквашина у Феди более острый конфликт с мамой и папой — конфликт поколений. Это не просто эмоциональное нежелание мамы видеть в квартире бездомного кота, как в оригинальной сказке. Здесь родители против анархических символов на одежде ребенка, Федя-дядя не пьет молока и не ест мяса, время от времени он в абсурдистской манере говорит политическими лозунгами, его желание уехать из дома связано с его попытками обрести новую идентичность, сепарироваться от родителей. Ведь даже на домике в деревне Федя водрузил патетический транспарант: взрослым вход воспрещен!
Федя-дядя пробует жить без родителей, но даже с чудесными котом и собакой это оказывается невозможным — начинаются холода, домик топить нечем, ребенок простужается и заболевает. А в это время всё больше волнующиеся родители Феди наконец получают письмо от Печкина, в котором тот рассказывает, где находится беглец.
В советском Простоквашине тема сепарации, как и взаимного непонимания поколений родителей и детей выражена не так сильно. Она конечно есть, иначе бы Дядя Федор никуда бы не уехал, но проблема остается фоновой. В новом финском варианте она выражается явно, например, средствами языка: закадровый голос после кульминации пьесы в виде болезни Феди перед приездом родителей буквально объясняет зрителям, что взрослые и дети могут лучше понять друг друга, если родители захотят проводить больше времени со своими детьми, а дети поймут, что взрослые на самом деле хотят заботиться о них, и что взрослые тоже могут быть настоящими героями.
Катарсис – воссоединение семьи, становится следствием кульминации с болезнью и замерзанием Феди в деревне, когда становится понятным, что ребенок не может жить без родителей.
Честно говоря, я бы осмелился предположить, что у Эдуарда Успенского сказка не набирает той глубины и психологизма, как в постановке Лахтинского театра. Впрочем, это может быть связано и с тем, что советский писатель задумывал сразу серию рассказов о Дяде Федоре, и первый из них представлял собой лишь интересную завязку, предполагающую развитие сюжета уже в следующих частях.